Над русской историей тяготеет странное проклятье. Её трудно изложить интересно и увлекательно, хотя она содержит в себе не меньше, а может быть и больше увлекательных эпизодов, чем история греков, римлян, китайцев, японцев, французов или англичан. Однако собранная вместе картина этой истории оставляет даже у очень любящего свою родину и гордящегося её историей русского человека настроение легкой скуки, пополам со стыдом за то, что получилось не так, как у иных цивильных народов. У кого-то этот стыд оставался в зачаточном состоянии, как у Рогожина, млевшего над томом Соловьева, у кого-то развился до степеней известных, как у Чаадаева, вследствие своей гусарской скуки пришедшего к выводу, что «мы ничтожны».

Чаадаеву возражал Пушкин, умевший излагать русскую историю ярко, интересно и сочно. «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». Ну да Пушкина убили. И не случайно говорят, что в 1837 году на Черной речке Россия потеряла не великого поэта, – «Чудное мгновенье» и «Евгения Онегина» Пушкин уже написал, не великого драматурга – «Борис Годунов» и «Маленькие трагедии» тоже уже написаны, не великого прозаика, – уже написана и «Капитанская дочка», а великого историка, придворного историографа и признанного вдохновителя «русской партии» при Петербургском дворе. В кого целили, в того и попали, высланного во Францию убийцу при «Бонапарте малом» наградили званием сенатора и пансионом 30 тысяч франков, якобы за то, что уговорил Николая I поддержать намерение Луи-Наполеона стать просто Наполеоном. Новоиспеченный сенатор, рассказывают, любил знакомиться с русскими и представляться им «Барон Геккерн (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина».

Так или иначе, всё «проклятье» нашей истории – конечно не в скучности её фактов, не в её мнимой ничтожности – вот уж чего нет, того нет. Она – в манере изложения, основательно подпорченной, особенно за последние три столетия. Увлекательно могли изложить свою истории создатель «Повести временных лет» или автор «Слова о полку Игореве», не жалели красок и составители «Степенной книги» митрополита Макария, и автор посвященного Смутному времени «Временника» Иван Тимофеев. А вот дальше как будто отрезало – и иностранцы, нанятые сочинять историю северным дикарям, и боровшиеся с ними любители отечества обязательно хотели уложить русскую историю в какую-нибудь из европейских схем и, волей-неволей, засушивали и обессмысливали её на корню. А образовавшиеся прорехи закрывали либо риторикой, как великий Карамзин, либо пудовой ученостью, как Соловьев, либо ироническим ехидством как Ключевский.

При этом сами европейские учителя, такие как Огюстен Тьерри, Жюль Мишле, Леопольд Ранке, Томас Карлейль создавали живую, увлекательную, с огоньком историю своих народов. И уже на этот костяк увлеченные в детстве их книгами историки насаживали частные исследования, многотомные фолианты новоизданных документов, столбики статистических подсчетов.

Русская же история изучалась не будучи изложена. В результате всё большее число наших сограждан стыдились своей истории, скучали над нею, охотно променяли бы её хоть на швейцарскую. Что помнили, то помнили по большей части из убийственной злобной сатиры «земля наша обильна, порядка же в ней нет», «сжег гимназию и упразднил науки», в лучшем случае – «Казань брал, Астрахань брал, Шпака не брал…».

Был, правда, недолгий период при Сталине, примерно с 1936 года, когда русской историей в интересующем нас смысле занялись всерьез. Началось всё с резкого запрета похабной постановки в камерном театре Таирова комической оперы известного поэта-большевика и богохульника Демьяна Бедного «Богатыри» в которой князь Владимир был выставлен пьяницей, богатыри – бандитами, а разбойники (и соловьи, и не очень) носителями народного протеста. Суровое постановление Политбюро говорило что оперетка: «огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителя героических черт русского народа; даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа». Ефим «Лакеевич» (как назвал его Есенин по подлинному имени и фамилии) Придворов был исключен из партии, выгнан из печати и жил продажей книг из награбленной у буржуев библиотеки.

После этого постановления и после размежевания Сталина с исторической «школой Покровского», сводившей все к торговому капитализму и выставлявшей прошлое Родины в черном свете, стало понятно, что русскую историю надо любить, уважать. Создавались красивые фильмы, такие как «Александр Невский», «Петр I», «Кутузов», «Адмирал Ушаков», давали дорогу историкам действительно умевшим писать ярко, сочно и с любовью к Родине, как, к примеру, Евгений Викторович Тарле.

Но, во-первых, слишком многое уже было попорчено предыдущими поколениями, ведь материал для патриотических фильмов приходилось брать из не всегда патриотичных старых книг и это еще и множилось на общее невежество сценаристов. Скажем великий фильм «Александр Невский» стал доступен нам в своем нынешнем виде благодаря настоящей буче, поднятой выдающимся русским историком М.Н. Тихомировым по поводу его сценария: «Убогая, лапотная Русь глядит отовсюду у авторов сценария. Все народы сильнее ее, все куль­турней, и только «чудо» спасает ее от немецкого порабощения. Как все это далеко от исторической действительности. Желез­ные полки новгородцев и псковичей побеждали немцев и шведов не «чудом», как это хотят доказать авторы сценария, а своим мужеством и любовью к родине».

А во-вторых, историкам патриотам тоже не давали далеко разгуляться. Стоило Е.В. Тарле в 1944 году прочесть на ученом совете Ленинградского Университета доклад «О роли территориального расширения России в XIX-XX вв.» в котором одобрительно отозваться об имперской политике России и сказать, что тот факт, что горцы Кавказа живут сегодня под Сталинской конституцией, а не под теократией Шамиля был прогрессивным, как началось настоящее судилище на «совещании историков в ЦК ВКП(б)», причем в судьи немедленно записались выходцы из антипатриотической школы Покровского, заверещавшие, чтобы любыми своими достижениями Россия обязана только советской власти, а кто считает иначе – враг.

С окончанием сталинской эпохи эта часть её наследия была практически перечеркнута. Пошла настоящая вакханалия сочинения «великой истории» и «великой культуры» разнообразным населявшим Россию народам вкупе с новым изданием унижений народа русского, которому запрещалось помнить о Кавказской войне, которому полагалось знать о Крымской войне прежде всего то, что она «проиграна прогнившим самодержавием», вся древняя и средневековая история которого сводилась в основном к схоластическим спорам между академиками о сущности «древнерусского феодализма» и о тормозящей роли Церкви как пережитка удельной эпохи.

Выдающиеся прорывы конкретном изучении русской истории не только не служили к её украшению, но и напротив порой вели лишь к укреплению русофобской клеветы об «отсталой» Российской Империи, или о «деспотическом» Московском царстве. Пока одни крупные историки, такие как Л.В. Черепнин упрекали других (М.Н. Тихомирова) в «идеализации» первых московских князей, другие, как А.А. Зимин, ставили свой выдающийся талант на службу ниспровержения «мифа» о древности «Слова о полку Игореве» или «мифа» о пользе для России и русских укрепления власти великих князей и становления самодержавия.

Какая вакаханалия сенсационных разоблачений и «альтернативных» версий родной истории обрушилась на отнюдь не резиновые головы читателей, радиослушателей и телезрителей с началом «перестройки» напоминать никому не надо. Не было, казалось, ни одного уголка древней и новой русской истории, который не был бы обгажен и освистан юркими писучими образованцами, прилаживавшими к очередному эпизоду русской истории несложную схему своих западных учителей типа Пайпса и Конквеста: Россия – отсталая, варварская, деспотическая империя, которую все прогрессивные народы ненавидели и били и жива она только за счет крайнего людоедства, русские грязный, дикий, непросвещенный народ, который получает изощренное садомазохистское удовольствие от жизни в рабстве, но совершенно не умеют собой управлять и которому нужны то варяги, то хазары, то татары, то немцы – список каждый может продолжить по желанию… «Нескучной» такую нетрадиционно ориентированную версию русской истории можно назвать разве в том смысле, в котором нескучен населенный бомжами привокзальный туалет, и впрямь манящий многими и разнообразными приключениями.

С большим трудом русским историкам-патриотам удавалось отбивать это варварское нашествие на родную историю, поддерживаемое с тыла диверсионными отрядами всевозможных «новых хронологов» и других сочинителей многотонного бреда. По счастью, с середины 1970-х в нашей интеллигенции образовалась достаточно влиятельная «русская партия», ставившая своей задачей хранить в новых поколениях любовь к родной земле, родному народу и сопротивляться русофобии. Но и у этого направления была своя ахиллесова пята – это был не столько «ура», сколько «увы» патриотизм, сводившийся к тому, что русские были непрерывными жертвами чьих-то заговоров и козней. А кому захочется отождествлять себя с жертвой.

Но, так или иначе, нет и худа без добра. «Свободный рынок» и «свобода слова» привели к тому, что в конкурентной борьбе за внимание читателей начали выигрывать те книги по русской истории, которые написаны интересно, с увлечением, с любовью к Родине, с отходом от ходульных европейских схем позапрошлого века, но и без безумной «альтернативности» и, наконец, выдержанные в тоне скорее легкого хвастовства и полного сил оптимизма, а не стона, который у нас зовется историографией. То есть более всего нам интересно оказалось то, что написал бы наверное легкий, остроумный и склонный к задиристости Пушкин, будь у него еще хотя бы полдюжины лет жизни на то, чтобы вписать свое имя в историографию.

Впрочем, только в области истории в нашей «конкурентной борьбе» побеждает именно такой настрой? России уже давно надоело сердиться и, пожалуй, несколько наскучило сосредотачиваться. И она решила показать и себе и миру что вполне способна потешить силу молодецкую, хоть на футбольном поле, хоть на холмах Грузии. Сказать, что самой русской нации это нравится, значит сказать слишком мало. Враги, пожалуй, несколько перегнули палку и слишком сильно нас унизили, так что мы принесли в сердце своём клятву «никогда больше». Никогда больше и никто не будет нас унижать – ни внутри страны, ни на международной арене, без того, чтобы не получить в лоб пулю, ракету системы «Град», бомбу или противокорабельную ракету.

И сегодня русская история становится таким же важным полем битвы, таким же проявлением этого «никогда больше». Никогда больше мы не позволим выставлять наше прошлое никчемным, скучным, постыдным и провинциальным. Никогда и никому мы больше не позволим заставить нас извиняться за то, что мы есть и мы такие как есть. Никогда и никому не дадим преуменьшать наши достижения.

Собственно, нас интересует теперь только один вопрос: каковы слагаемы нашего исторического успеха как нации, государства и цивилизации? Почему нас оказалось невозможным сломать и добить? Где та сила земная, прикоснувшись к которой мы раз за разом возвращаем себе мощь?

Что русские входят в крайне малочисленный привилегированный клуб наиболее успешных наций в мировой истории – это сомнений не вызывает.

Достаточно поглядеть на карту мира. Даже современную. Даже уже «постсоветскую». Представьте себе чувства жителя Бельгии или Люксембурга, который пытаясь найти на этой карте свою страну прежде всего видит… Россию. Подойдя поближе он по прежнему видит Россию. Подойдя еще ближе он начинает различать Китай, Индию географическую новость – Казахстан. И только прищурившись, а может быть и вооружившись лупой он находит где-то свое объезжаемое на машине за час государство.

Современный русский историк А.И. Фурсов говорит, что пространство России всегда было «главным геоисторическим капиталом, который она, в качестве сверхтяжелой гири, бросала на Весы Истории». Казалось бы, электронная эра глобализации, вкупе с «геополитической катастрофой» развала СССР это положение изменили, что Россию схлопнул «пространственный дефолт». Ан нет, не прошло и первое десятилетие XXI века и мы видим, как русское пространство сыграло с сочинителями эпитафий России, злую шутку. Оказалось, что и в глобализирующемся, постиндустриальном мир, чтобы капитал был серией электронных импульсов нужна сущая малость – электричество, которое можно преобразовать в импульсы. Чтобы реактивный лайнер мог за считанные минуты покрыть любые расстояния, нужна тоже сущая ерунда, – заправить его топливом. Чтобы европейцы могли гордиться своей мультикультурностью и гей-парадами, нужно, чтобы зимой жители европейских городов не вымерзали от холода.

Оказалось, что хитрецы русские захватили не просто огромные пустые земли, перебив на них всех интересовавших Европу голубых песцов, а присвоили себе гигантские кладовые всех столь нужных современному «золотому миллиарду» ресурсов. И, вместо того, чтобы закрыть Россию за нерентабельностью ей приходится скрежеща зубами платить втридорга за ресурсы её пространства. И еще неизвестно, какие еще секреты и парадоксы таит это пространство для будущего.

Удивительно и то, что это огромное пространство в восемь часовых поясов населяет, как не крути, единая русская нация, одна и та же от Охотска до Балтийска. Даже сейчас, в пору своего глубокого упадка, из которого у нас показалась только самая макушка, мы, русские, являемся самой многочисленной единой нацией в мире. Любому специалисту известно, что никаких «полутора миллиардов китайцев» не существует – китайский этнос это десятки непохожих друг на друга этносов, говорящих на разных языках и объединенных только общей письменностью и гегемонией Коммунистической партии Китая. Не меньше различий между другими «многочисленными этносами» – хиндустанцами и бенгальцами, представляющими собой конгломераты миниатюрных племен. Многочисленная нация, американцы США, наши прямые конкуренты – это, на самом деле уже не столько плавильный котел, сколько пороховая бочка из представителей разных рас, культур и, теперь уже, носителей разных языков.

И только русские были и остаются нацией единой по языку, антропологическому типу, бытовым привычкам и вкусам, – советский период даже, пожалуй, еще и нивелировал различия между отдельными русскими группами и теперь на всех своих часовых поясах, в пределах Российской Федерации и за её рубежами мы в Новый Год слушаем бой курантов и едим салат Оливье – даже если едим его на «пати» в дорогом ночном клубе. Следующая по численности единая нация – японцы отстает от нас на 20 миллионов.

Нет особого смысла говорить о том, что русские имеют древнюю государственность, сохраняющуюся, несмотря на все революции и потрясения, с IX века нашей эры – в конечном счете, тут с нами могут поспорить англичане, французы и датчане (правда, больше – никто). Создать такое огромное государство, населенное сотней народов и содержать его так, чтобы у него были лишь две беды – дураки да дороги и не было беды с хроническим голодом, хронической недостачей электричества и воды, с хроническими стихийными бедствиями и непрерывными мятежами по всему контуру – это надо уметь, на это нужен фантастический государственный талант, которого у русского народа в избытке.

Пожалуй даже как-то неприлично хвастаться великой армией, которая раз за разом хоронила на русских просторах величайших завоевателей в истории человечества. В конечном счете, целый один раз мы потерпели действительно серьезное поражение – от монголов, возможно потому, что великий завоеватель Чингис-хан лично до нас не дошел и мы потеряли спортивный интерес. Так или иначе, это наше поражение аукнулось во всемирно-историческом масштабе. Многие столетия до того Великая Степь была ящиком Пандоры высылавшим во все стороны – на Запад, на Восток и на Юг орды завоевателей и грабителей, сметавших империи и потрясавших цивилизации. Неприятного опыта девяностолетнего выживания под игом (а именно столько, а никакие не 300 лет прошли от нашествия Батыя до получения ярлыка на великое княжение Иваном Калитой, после которого власть ордынцев стала чисто формальной) русским хватило на то, чтобы поставить себе задачу – закрыть этот ящик Пандоры раз и навсегда. И между XV веком, когда русские рати начали первые походы на Казань и «торгоутским побегом» калмыков с территории России в Китай в 1771 году, последним «великим кочевьем» в истории степи, Россия полностью решила поставленную задачу и рассчиталась со Степью за Чингисхана.

А что уж говорить о такой черте русских как универсальная одаренность, охватывающая все формы человеческой деятельности. Удивительная и почти уникальная черта даже в Европе, где нет недостатка в талантливых нациях. «Нам внятно всё, – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Мы талантливы в государственном строительстве и военном деле, в науках естественных, математических, гуманитарных и социальных, в технике и музыке, в живописи и литературе, архитектуре и спорте и, наконец, подарил миру первого космонавта. Если мы что-то не придумали первыми, то, значит, мы это освоим быстро и лучше всех.

В конечном счете, не надо забывать, что Россия – родина слонов, то есть мамонтов. И мамонты эти, кстати сказать, точнее – громадный мировой ледник, возле которого они жили, сыграл огромную роль в русском успехе. Наиболее характерной чертой русского пространства, свойством, собирающим его воедино, является уникальная, нигде больше в мире не встречающася сеть великих рек, которые от Немана до Амура переплелись практически в единое целое. Не будь этих рек – не было бы и огромной территории России. Средневековые арабские географы были уверены, что такая великая река как Волга может течь только с ледника на вершине огромной горы и не могли себе вообразить, что начало берет она от маленького ручейка на Валдае. Эти полноводные реки, текущие практически ниоткуда, как и прекрасные русские озера севера и средней полосы – наследие давно отступившего великого ледника, его прощальный поклон нам, унаследовавшим землю древних охотников на мамонтов.

Наконец, только русскому уму могла придти в голову дерзкая и в то же время благочестивая мечта о Святой Руси, мысль о том, что поиск человеческой душей Бога может касаться не только отдельной личности, но и целого народа и целой страны. Ведь у Бога все живы, и святой, переходящий с грешной земли в селения райские не теряет ни своей личности, ни своей любви к Отечеству и если апостол Павел готов был быть отлученным сам от спасения, лишь бы спаслись его соплеменники, жестокосердые иудеи, то сколь более должны были стремиться русские святые подвижники к спасению своих православных, пусть порой и отягощенных страстями и немощами единоплеменников и всего народа и царства.

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое в России! Да приидет Царствие Твое в России! Да будет воля Твоя в России! Да насади в ней веру истинную, животворную! Да будет она царствующею и господствующею в России…» – так выражал чувства русских святых великий молитвенник и чудотворец св. праведный Иоанн Кронштадтский. А преподобный Серафим Саровский говорил: «стяжи себе дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся». Такова была духовная арифметика русской жизни – один святой и тысячи спасенных, тысяча святых и миллионы спасенных. Поэтому русский народ как никакой другой любил своих святых, заботился о них при жизни и молился им после преставления, негодовал на их гонителей. Даже в ХХ веке, веке неверия и очерствения только в России нашлись тысячи и тысячи воинов Христовых – от царя и митрополитов до простых крестьян и юродивых, готовых принять мученическую кончину на земле и молить за потерявший голову народ на Небе, и вымолить его из бездны, даровать ему победу в небывалой войне и возвратить тернистыми путями к вере.

Русским святым удалось создать на Небе вечный островок Руси, Россию, которая будет существовать тогда, когда «земля и все дела на ней сгорят». Через Святую Русь Россия закрепила право на существование и в вечности. Может ли быть национальный успех больше и прекрасней этого!

Чаадаев писал, что Россия существует точно для того, чтобы дать миру какой-то важный урок. Он думал, что это урок отрицательного свойства – мол, смотрите как не надо, учитесь на ошибках этих русских. В первом он оказался прав, во втором – ошибся. Русские действительно дали важный урок миру – урок невозможного. «Невозможно!» чаще всего говорят иностранцы о России и русских, когда видят очередные наши успехи.

«Русское государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно самим Богом , иначе невозможно понять, как оно существует» – говорил немец на русской службе фельдмаршал Христофор Миних. Но если он это говорил еще с оттенком легкой иронии, то другой, наполеоновский маршал – Бернадот восклицал: «Подражайте русским, для них нет ничего невозможного!». Избранный в 1810 году наследником Шведского престола, Бернадот удивил всю Европу тем, что отказался нападать на Россию в Союзе с Наполеоном – и это несмотря на то, что всего за год до того, в 1809 Россия отобрала у Швеции Финляндию. Бернадот понимал, что для русских нет ничего невозможного, что чуть раньше, в 1788-1790 году, когда вся сухопутная армия была развернута далеко на юге против Турции, Россия разгромила шведов усилиями одного лишь балтийского флота.

Урок русских миру состоял в том, что нет той миссии, которая невыполнима и нет того безвыходного положения из которого нельзя было бы найти выход, что если на Бога надеяться и самим не плошать, то чудо станет повседневностью, а победа – нормой жизни. Кто-то в мире этот урок усвоил, кому-то еще надо попадать с велосипеда и подавиться крекерами, чтобы это понять. Но Бог с ним, с миром, для нас Россия – целый мир, добро жизни хватит, чтобы её объехать, увидеть и узнать. Поэтому не забудем преподавать русский урок, урок невозможного, урок невероятного национального успеха, самим себе. И будем делать это почаще.

Егор Холмогоров