Приватизация Победы

Те читатели, которым сейчас уже за тридцать, наверняка помнят идеологическую кампанию, развернувшуюся в начале 1990-х годов (в том числе и до распада СССР). Дескать, пора забыть о противостоянии «красных» и «белых» (я беру эти слова в кавычки, потому что в описываемый период они имели несколько иной смысл, нежели во времена Гражданской войны). Россия у нас одна на всех, и потому – нужно примириться во имя неё. При этом парадоксальным образом для демонстрации этого примирения использовались исключительно «белые» символы – орёл-мутант, триколор, иконы и прочая поповщина. Хотя, если вдуматься, это естественно: каким же образом победители могут примириться с побеждёнными, если не уступив им победу?

Получалось у новых хозяев, надо признать, плоховато. Чем дальше заходила социально-экономическая политика Ельцина, тем меньше в обществе наблюдалось признаков согласия. Реальность всё-таки первична, и, если в ней зреет социальный конфликт – никакие символы не помогут его устранить. А смягчить – могут, пропаганда всё же бывает весьма действенна.

И вот тогда-то, в середине прошлого десятилетия, власть выбрала самый удачный символ – Победу. В самом деле, разве не весь народ одержал её? Разве произошло это не под руководством Сталина (вместо которого теперь, конечно же, мы, Ельцин-Путин-Медведев)? Разве ради этой Победы не были забыты все разногласия внутри страны (так почему бы их и теперь не забыть?). Вот вам, господа-товарищи, символ примирения.

Хотя упор на Победу 1945 года с начала 1990-х годов делала оппозиция, но сам этот символ лучше всего подошёл для приватизировавшей его власти. И неважно, что праздник 9 мая, особенно со времён Путина, ежегодно оборачивается унижением не только москвичей, но и самих ветеранов, которых только в виде особой милости и после многочисленных проверок пускают на праздничное торжество, предназначенное для начальства. Власть приватизировала Победу, и теперь вовсю паразитирует на ней.

Вот уже скоро два десятилетия, как официальная пропаганда твердит, что победа над нацистской Германией имела не классовый, не партийный, а общенациональный характер. Авторы наподобие покойного Вадима Кожинова и других исследователей калибром помельче в один голос утверждали, что безнравственная и бездуховная Европа, заражённая духом наживы, всегда точила зубы на Святую Русь. Ну а в 1945 вышеозначенная Русь в очередной раз одержала над ней победу. Веселися, храбрый росс!

Коммунисты, получается, уже ни при чём – их роль сводилась разве что к путанию под ногами у русского народа. Зато огромную роль, оказывается, сыграли молитвы попов, без которых и Победы бы никакой не было (неясно, правда, как быть с теми немалочисленными попами, которые молились за победу германского оружия). Плюс к тому – дремлющий в каждом русском государственнический дух, великие тени Кутузова, Суворова и Александра Невского… И Сталин – уже никакой не коммунистический лидер, а православный вождь православной страны.

Именно на этом поле российская пропаганда одержала величайшую из своих побед. И в других пунктах она бывала успешна, но так, как здесь – никогда. Ведь если Победа принадлежит не СССР, не коммунистам, а России – то какая в этой России власть, абсолютно безразлично. И нынешняя власть тоже ничуть не хуже любой другой. В понимании российских пропагандонов, главная заслуга любой власти состоит в том, что она существует. Власть – сама по себе высшее благо. Прочие заслуги желательны, но вовсе не обязательны. Власть довлеет сама себе.

Любопытно, кстати, сравнить в этом плане Ельцина и Путина. Первый российский президент не уставал напоминать: я дал вам гражданские свободы (но чего стоят свободы, которые можно дать – а значит, можно и отнять?), я дал вам демократию (правда, расстреляв при этом парламент и растоптав конституцию.)… Путин ничего подобного не говорил. Он лишь подчёркивал: я правлю вами, и в этом – моя заслуга. Если я – власть, то, значит, хорош по определению.

Тут-то и подоспела эта затея с георгиевской ленточкой. Повязывая её на что-нибудь, человек тем самым приобщается и к Победе, и к России – но к России совершенно отвлечённой, «России вообще». Сам вид этой ленточки – отсылка и к советским гвардейским частям, и к царскому ордену святого Георгия, учреждённому Екатериной II, отменённому императором Павлом и восстановленному его сыном Александром. Социальное содержание – и ордена, и Победы – остаётся в стороне.

Политолог Борис Кагарлицкий, анализируя посвящённый войне сериал «Штрафбат», метко замечает: «Родина героев ‘Штрафбата’ – нечто совершенно абстрактное. Что-то такое, что положено любить, хотя никто не может толком объяснить, почему. Между тем для людей, сражавшихся в Великой Отечественной войне, родина была совершенно конкретной. Она была неотделима от их жизненного опыта – хорошего и плохого. В этой родине были Днепрогэс и ГУЛАГ, ‘особые отделы’ и фильмы Эйзенштейна, ужасы коллективизации и энтузиазм индустриализации. Множество людей осуждало репрессии, но поддерживало партию, ненавидело и боялось НКВД, но искренне восхищалось Сталиным, тайно саботировало бессмысленные партийные приказы, но умирало с партийным билетом в кармане. Можно считать это трагедией, можно называть абсурдом, но такова наша История».

И победила в этой войне не абстрактная Родина, а реальный СССР. Да и велась война не против России как таковой (впрочем, «России как таковой» в реальности никогда не существовало, почему и сам вопрос теряет смысл). Капитализм, смертельно напуганный Октябрём, сумел собрать в одном месте всё самое подлое, гнусное и жестокое, что было в нём. В результате получился германский нацизм, который и использовали в качестве ударной силы против Советского Союза. Воевала против СССР не Германия, а нацистская Германия, и она же была разбита – но разбита не абстрактной Россией, а конкретным красным, коммунистическим Советским Союзом, во главе которого стояли люди, сохранившие ещё заряд Октября.

Отрадно, впрочем, заметить, что массы на самом деле не так глупы, как кажется на первый взгляд, и воздействие пропаганды на них с каждым годом становится всё слабее. Скажем, в этом году на 9 мая полосатых ленточек было сравнительно немного, а праздничное шествие (по крайней мере, в Москве) имело отчётливо левый характер.

Думается, недалёк уже тот день, когда празднику Победы будет возвращён его исконный красный цвет.