Столичный пенсионер Николай Плахотный, застреливший одного из грабителей, которые ночью 8 июня проникли к нему в квартиру по улице Нежинской (“Известия” от 09.06.2009), до сих пор находится в больнице с диагнозом сердечная недостаточность. И все эти дни в его больничной палате нет отбоя от посетителей. Приехали дочь с зятем и внучка, которых он не видел долгие годы – в семье непростые отношения. Навестили старые приятели по работе. Вот только из милиции и прокуратуры гостей пока не было. “Ну и слава богу, – говорит стрелок, который не считает себя ни убийцей, ни героем, а скорее жертвой, – влип я в историю”.

Больница на улице Вавилова – одна из лучших в Москве. Пациент Плахотный на условия содержания не жалуется. В его четырехместной палате лежат трое. Компания, говорит старик, хорошая. Одно огорчает – нет письменного стола.

– Впервые за 52 года остался без рабочего места, – жалуется он. – Воюю по этому поводу с персоналом. Говорю – положите хоть в коридоре, только дайте стол. Отвечают: не положено.

Прикроватная тумбочка завалена рукописями. Пишет Плахотный ежедневно. Долгие десятилетия работал журналистом, был спецкором “Советской России”, “Сельской жизни”, “Труда”, печатался в журналах “Октябрь”, “Знамя”, “Москва”, “Наш современник”. Изучая жизнь советского села, изъездил Россию и союзные республики. Говорит, все пытался понять, чем дышит русский человек.

На вопрос, понял ли, показывает книгу “Великая смута”. Тираж – 1000 экземпляров.

– Вот написал, что видел, что понял. Но никому это не интересно. Чтобы издать, пришлось дачу в Балабанове продать.

“Живем, как в тумане. Сместились ориентиры, перепутались идеалы и человеческие ценности. В головах сумбур, в душах неразбериха. Парализована воля. Бредем бездорожьем, без цели, в унынии, подхлестываемые скачущим курсом иноземных дензнаков” (здесь и далее курсивом выделены цитаты из книги Николая Плахотного. – “Известия”).

В конце 80-х, когда страну сотрясали перемены, по словам пенсионера, был у него шанс уехать в Германию. Потом в Италию. Но покинула родину только дочь. А Плахотный осел на Вологодчине. Стал директором местного Дома культуры. Ставил “Женитьбу” Гоголя, показывая ее колхозным дояркам и трактористам. Ездили с труппой два года по городам и селам.

В прошлом году, уже как писатель, проехался с экспедицией Российской академии наук по Костромской области.

– В Москве не знают, как народ живет, что он думает, – говорит Плахотный. – А люди на пределе…

“Несмотря на весь – очевидный – трагизм своего положения, мы с ним как-то свыклись, смирились… Жуткая мешанина всего и вся! В гастрономах прилавки ломятся от заморских яств, а у нас животы от голода сводит. Шопы (извините!) завалены дефицитным ширпотребом, а часть граждан выискивает рвань в мусорных контейнерах, копается на городских свалках”.

К 31 декабря 1991 года (незадолго до этого Плахотному стукнуло 60) на его счету в Сбербанке собралась весомая по тому времени сумма: 3125 рублей с копейками.

– Этих “бабок” пенсионеру хватило бы на пяток лет безбедного существования, – вспоминает он. – Но после рыночных реформ Гайдара моя денежная наличность сжалась до 3 рублей 12 копеек. Это было похоже на то, как если бы у запоздалого прохожего в темном закоулке громила вывернул карманы. Тут же разбой был средь бела дня, в присутствии прокуроров и милиционеров. Пострадало свыше ста миллионов граждан.

Чуть позже героем нового времени стал шулер Леня Голубков и три рекламируемые им буквы МММ. Плахотный выбрал другие три буквы – ЛЛД-банк.

– Не из жадности, нет, – волнуется старик. – Крайняя нужда заставила. Предстояла сложная, дорогостоящая операция с применением имплантанта. Для чего требовалась наличность: 1 миллион и 200 тысяч (неденоминированных) рублей. К заначке присовокупил отпускные и открыл счет в ЛЛД-банке, гарантировавший вкладчику 350% годового дохода. День в день явился к знакомому подъезду за получением возросшего капитала. А там тишина и мерзость запустения. Тетенька со шваброй сердито сказала: не путайся, дурачок, под ногами. Банкиры твои уже месяц как слиняли вместе с мешками денег.

После таких грабежей о ночи, когда в его квартиру проникли два грабителя, пенсионер сегодня вспоминает уже спокойно. Без видимых угрызений совести. И жалости к человеку, которого застрелил.

– Да, – смеется, – влип я в историю.

На вопрос, узнавал ли он что-нибудь о том 18-летнем парне, которого застрелил из охотничьего ружья, обижается.

– Вы меня еще убийцей назовите, как в некоторых газетах написали. Я защищал свою жизнь и свой дом. Я донской казак. Родился на Дону, от предков кровь горячая досталась. Прадед мой по отцовской линии нрава был строптивого, участвовал в восстании черкасских казаков против засилья самодуров-чиновников. Братва много шуму-грому наделала, оказав достойное сопротивление регулярным частям. Однако сила солому ломит: повстанцы должны были сложить свои буйные головы на плахе. По милости императрицы Елизаветы бунтовщиков помиловали. Позже этот факт закрепился поначалу в кличке нашего пращура, затем перешел, как водится, в фамилию последующих родов. Да, стрелял тем, что было в доме, – жаканом, крупным таким патроном, на медведя. Одного свалил наповал. А что было делать?! Я был поставлен в такие условия. Тут или я их, или они меня. В России ни меня, ни вас ничего и никто не защищает. Либо беги, либо атакуй.

“Порядка в стране больше не стало. По улицам ходим с оглядкой. У дверей школ, детсадиков, поликлиник, больниц, в подъездах офисов, шопов, у проходных заводов и фабрик круглосуточно вахту несут закованные в броню дядьки, на которых надо бы пахать. Они же томятся от безделья, жиром заплывают. Не считая армейцев, людей в погонах нынче свыше 4,5 миллиона, значительно больше, чем в США. Эффективность же этой силы смехотворно низкая. Когда в микрорайоне, в городе или в стране случается криминальный эксцесс, первый обывательский вопрос: “Куда смотрела милиция?” В самом деле – куда?”

Сотрудники милиции и прокуратуры деда в больнице пока не навещали.

– Со мной общались только в ту ночь, – говорит он. – Никакого дела на меня заводить вроде не стали. Никаких бумаг я не подписывал. Да и с чего? Я защищался. Хотя защищать должны были они. В чем тут меня обвинять? Сейчас я не охотник, ведь каждый год нужно платить членский взнос в 3 тысячи рублей. Но зачем мне это надо, если в лес я уже не хожу, хотя в свое время трех медведей свалил. А ружье осталось. В разрешении на хранение написано, что оно для самозащиты. То есть мне милиция оставила оружие не для охоты, а для самообороны. Не прикладом же бить. Оружие должно стрелять. Оно и стрельнуло. В Священном Писании сказано: “Судимы будут все. И мертвые тоже”.

По данным милиции

Труп 18-летнего Игоря Михайлова – приезжего из города Глазова Удмуртской Республики – с дробовыми ранениями шеи и груди был обнаружен на лоджии квартиры и направлен в морг. Второй грабитель по-прежнему разыскивается.

– На месте происшествия криминалистом были изъяты 10-метровая веревка, ружье марки ТОЗ-34Р, две стреляные гильзы 12-го калибра, молоток, сумка и мобильный телефон, – говорит начальник штаба ОВД по району Очаково-Матвеевское Андрей Сосунов. – Были сняты отпечатки пальцев, следов обуви для дальнейшей экспертизы. Все данные переданы следствию для дальнейшего проведения всех необходимых экспертиз. Сейчас дело передано в Следственный комитет при прокуратуре России.

– Уголовное дело против Плахотного пока не возбуждено, – говорит замначальника следственного отдела Никулинской районной прокуратуры Александр Кречет. – Будем ли возбуждать, решит следствие. Комментировать тут пока что-либо рано.