Сколько раз мы слышали от либералов о том, что бедные, мол, сами виноваты в своих проблемах. По этому поводу вспомнился мне не столь давний разговор после одного события. Я как-то не очень давно попал в качестве свидетеля в отделение милиции, где провел довольно много времени. Рассказывал о царящих там нравах в большой компании, и один товарищ также передал случай, который он наблюдал – милиционеры при нем «раскручивали» таджика на деньги, били его и т.д. И вдруг один наш знакомый – зовут его Виктор Иванович – обиженно заговорил:

– Вот вы обвиняете власть, а ведь она ни в чем не виновата. Это проблема исключительно рабского характера этого таджика. Кто его заставлял принимать побои? Мог бы возразить, наорать на милиционеров. По опыту знаю, что крика они боятся.
– Так его вдвое сильнее бы просто избили и все.
– Ну, допустим, избили. Хорошо. Ноги в руки – и в прокуратуру. Вообще, поднял бы шум – пошел бы в отделение собственной безопасности МВД. А если и там провалится – в Страсбургский суд.
Представив таджика в Страсбурге, все усмехнулись.
– Ну а что смешного? – возразил Виктор Иванович. – К примеру, съездил бы на барахолку или в сток-центр, купил бы себе костюм за тысячу, к примеру. Ну разве и тысячи у него нет? Ну и пошел по инстанциям. Наконец, дело бы он выиграл.

Очень любопытно слушать вот таких успешных викторов иванычей. В подобных размышлениях я даже не знаю чего больше – бравады и самодовольства устроившегося человека или глупости и незнания жизни? Положим, таджик действительно имел все те возможности, о которых было сказано. Он мог и костюм купить, и поехать в Страсбург. Возможно, шанс на победу в этом деле у него был, так почему он им не воспользовался? Причины тут и социальные – действительно, у человека семья, которую надо кормить, а с деньгами туговато – и чисто психологические. Причем, вторые, пожалуй, являются основным действующим фактором.

Попробуйте, к примеру, пройти по длинному бревну, положенному на земле. Любой из уважаемых читателей спокойно сделает это несложное упражнение, притом некоторые – вприпрыжку и с прискоком. А теперь пройдите по этому же бревну, но положенному через бездонную пропасть. Один из тысячи сделает это не колеблясь, и даже тот, кто сделает, пойдет отнюдь не вприпрыжку, а шажочек за шажочком переставляя ноги. Вот эту-то фактическую разницу положений сторонники соцдарвинизма и представляют как нечто совершенно несущественное. Они как дети, которые считают, что могут поднимать невероятные грузы, бегать со скоростью звука и т.д. Это простейшее, элементарнейшее незнание жизни. Вот представить себе этого Гоги, который оказался в милиции и робко смотрел на избивающего его милиционера. Разве он с рождения стал таким? Нет, он также как все мы, был сначала гордым, уверенным в себе человеком со своими мыслями, мечтами, стремлениями, которые ничуть не хуже наших мыслей и стремлений. Повернись немного иначе условия его жизни, он бы и оставался таким. Но вот приехал в Москву, повращался в среде точно таких же как он гоги и гиви, узнал нужду, бесправие, узнал окрики начальника, правдивые рассказы о злобных милиционерах, которые с ужасом передавали ему коллеги. Потом был другой этап – начал ходить по городу, боясь, что его схватят стражи порядка – они чудились ему повсюду – и он поднимал воротник своей худенькой курточки, чтобы не видно было смуглости его лица. Потом, скажем, узнал, что его брата Вахтанга избили милиционеры и, глядя на него, слушая его рассказ, представлял себя на его месте, сравнивал себя с Вахтангом и от этого сравнения, от представления себя в этой ситуации приходил в ужас. И вот то, что было с Вахтангом, случилось и с ним – он сидит перед милиционером – беспомощный, бесправный, вжав голову в плечи и втиснув ладони между колен – и знает, что милиционер это понимает и десятки раз видел таких бесправных и беспомощных как он, и имеет уже свои методы и т.д. Вот тут как раз и обнаруживается та самая доска над пропастью, то самое испытание на прочность, которое не каждый пройдет. Поставьте хоть себя на его место. Конечно, кто-то прибавит – ну а дальше? Почему он все-таки не выйдет из отделения и не отправится в костюме, купленном на удержанные от обедов гроши с заявлением в Страсбургский суд? Для того, чтобы задать вот такой вопрос (а я знаю, что немало их предупредил), надо быть совсем ребенком. Да какое там заявление? Он уже всего боится – что начальник милиции позвонит его работодателю Ивану Ивановичу и распорядится выгнать его, что милиционеры ночью заберут его, убьют и где-нибудь закопают и т.д. Тут и слезы жалости к себе и своим близким, которые уж не знаю – умрут ли с голоду или пойдут просить милостыню… – да тысячи допущений тут существуют, а в реальной жизни (я же самую спокойную картину нарисовал) их миллионы.

Но страшно не за забитых людей, страшно за иванов викторовичей и викторов ивановичей имя которым – легион. Не замечали ли вы, что бедного человека всегда как-то меньше жалеешь, чем глупого?