Созрело ли российское общество для политических перемен? Какими видятся ему институты власти без нынешних плуто-, клепто- и прочих “кратов”? Называть можно по-разному, но все равно речь идет о постсоветской модели государства. Как она складывалась, мы видели. Вышел невиданный доселе в истории административно-командный мутант, прикрывавший своекорыстие сперва демократическими, а затем патриотическими лозунгами. И здесь накануне важнейших и явно уже неизбежных перемен в стране важно, как говорится, вспомнить все. И вспомнить всех, кто был в нынешней власти. В данном случае важна не просто роль личности в истории (которая возрастает в момент бездействия масс), а некоторая поступательность, постепенность, что ли… Была ли историческая логика в ней? Должна быть. Косвенным подтверждением присутствия суровой логики истории во всех метаниях постсоветской власти послужит совсем неожиданная аналогия. Что было общего у Леха Валенсы в период его недолгого президентства и Михаила Горбачева? Оба они начинали (правда, Валенса вне президентского кресла) под лозунгами движения к истинному социализму. Однако что бы они не говорили, войдя однажды вместе с ими возглавляемым обществом в определенную историческую колею, они уже не могли ничего изменить в макрополитическом плане, а хорошими словами прикрывать плохие процессы можно весьма недолго.

Начав дирижировать обещаниями в духе “больше социализма”, и Горбачев, и Валенса фактически распахнули двери в капитализм. И приватизация в Польше производилась в пользу все тех же партийных работников, которые приватизировали колхозные земли, фабрики, бензоколонки.

И вот Горби, прежде лидер КПСС, вдруг объявил, что всю жизнь мечтал похоронить коммунизм, а прежний профсоюзный лидер Валенса хвалит локауты и допускает силовое подавление забастовок. Бытие изменяет сознание. В итоге эти самые настоящие исторические стрелочники вывели свои страны к новым экономическим и политическим рубежам. И приватизаторы, обещавшие отсутствие привилегий и гласность при большем социализме, строили капитализм точно так же, как и в предыдущем периоде этот неудавшийся социализм (а в столовых ЦК – так просто коммунизм). Для себя. Только на этот раз защищаясь презумпцией святости частной собственности, новые феодалы не обязаны были прятать свои привилегии. Все это давно пройденные уроки истории. Но неужели они так и растворятся в общественном сознании без горького осадка?

Нет, осадок есть. Плодами приватизации для одних стали невиданные ими “при коммунистах” (при них же самих) прибыли, собственность и возможности, для других, составляющих большинство, – прежние жилплощади, прежний уровень жизни с небольшими “бонусами” вроде мобильных телефонов, которые есть у самых захудалых гастарбайтеров. Для этих других уровень жизни нисколько не улучшился при верхушечной замене социализма на капитализм.

Возвращаясь к той же Польше. Уровень реальных зарплат в городах там порядочно ниже московских или питерских, например. Осадок есть, и он сильнее ощутим теми, кто оказался на социальном дне, их очень много, но они не умеют консолидироваться – слишком долго отбивали охоту объединяться как-либо политически те самые верхи, которые и выиграли от смены формаций.

В период общественных бурь тот самый осадок может полностью перекрасить все общество. То, что пряталось на дне, будет подниматься выше и выше, и именно в этом логика истории скажется точно так же, как при приватизации. Много глупейших, удивительных страниц истории постсоветской России писались голым, неприкрытым идеализмом, типично интеллигентскими надеждами на добрую волю одного, а не на солидарный здравый смысл многих.

Интеллигенция, отрекшись от диамата, от самой идеи прогресса (а именно она была поспешно затоптана на массовых митингах “против КПСС” и за Ельцина), снова не по собственной дурости, а по неумолимой исторической логике была вынуждена вернуться к хилому идеализму. И на смену пусть трижды проклятым за пресловутые 70 лет (сперва “беляками”, потом шестидесятниками, и, наконец, перестройщиками), но простым рациональным лозунгам Октября и двадцатых пришел один тупейший лозунг, “последний выдох” советской еще интеллигенции: “Борис – борись!”

Ну, какие успехи и показатели стране принесла эта борьба, думаю, напоминать не стоит. Но ведь это вымирающая непокоренной, с затаенной верой в какое-то священное дело “раскоммунячивания”, та самая интеллигенция прокляла материализм (не только марксизм) и ударилась со всей новообретенной дури в религию! Можно буквально но нотам разбирать этот ее “последний выдох”. И вера в высшую силу пришла на смену вере в Ельцина, когда все та же неумолимая воля истории стала проявляться все суровее, когда начался кровавый (проклятым Марксом вскрытый как обязательный для капитализма) процесс первоначального накопления капитала.

Тут-то политически вскормившая Ельцина и Чубайса наша интеллигенция и “потекла”. Тут же все отворотили личики от братковских разборок и побежали каяться в церковь, прощаться с прогрессом побежали. А ведь еще недавно они искренне считали, что, убив КПСС и номенклатуру, они откроют невиданные производительные силы. А силы эти свелись в итоге к ее величеству Трубе. И все! Как же тут не отгородиться от мира молитвами о спасении многострадальной Расеи? Вот такой анамнез у нашей заблудшей интеллигенции. Впрочем, есть и незаблудшая.

Это либо такие бывшие научные сотрудники, советские профессора Мариарти, как Березовский, либо же научно-техническая интеллигенция, с самого начала подвергавшая сомнению всю идеалистическую “движуху” в поддержку Ельцина и реформ. Сухой остаток реформ – тотальная деиндустриализация и выход паразитарной модели экономики за собственно экономические рамки – она пропитала общественное сознание тягучим и ленивым мазутом неучастия. Воистину последним всплеском активности образованного населения СССР был тот митинговый и предавгустовский (1991), который и лег в основу режима, успешно опустошающего исключительно в своих корыстных интересах недра РФ.

Если выстроить в рядок Горби, Ельцина и Путина, то словно на таблице эволюции станет видно, как риторика и идеализм (пускай и демократический, реформаторский) уступают место именно тому качеству, за выращивание которого в сознании нового демократического человека и ратовали идеалисты. Прагматизм, сухой буржуазный прагматизм – вот что требовали пересадить на место коммунистического альтруизма господа демократы.

Что ж, вот и пришел Путин. И если Горби просто заблудился в своей демагогии и, лично основав ГКЧП, в последний момент струхнул его возглавить, то Ельцин уже стал бухать от отчаяния (и его мучила неконтролируемость для президента исторических процессов, тупо движущихся либо к полюсу капитализма, либо к полюсу коммунизма).

Вот Путин был чужд этой древнерусской тоски. Искренне веря еще в 80-х в то, что капиталистический способ производства справедливее социалистического (упрощая эту схему просто до получения изобретателем-работодателем бонусов через прибавочную стоимость), Путин вошел во власть и понес все беды и радости ее. Ну, о собственнических радостях он один вполне только осведомлен, хоть Белковский и пытается периодически взвешивать его состояние, но Гарри Каспаров прав чисто логически: находящийся на вершине пирамиды олигархов силовигарх не может не быть богаче подвластных. Система так устроена.

Но что эта система дает массам? Она ведь очень искренне провозглашала реформы (да и до сих пор не меняет риторики) самоцелью, некой высшей целью – по примеру коммунизма. Если к концу 80-х заклинания о рыночной экономике настолько въелись со страниц “Правды” в умы масс, что они и не видели ничего плохого в кооперативах и банках, то ныне-то приходится понимать, что перекроенное общество одной частью, меньшей, процветает и обрастает роскошью, а другой, большей, вымирает либо деградирует. И вот здесь снова выходит на сцену истории политика.

Завоевать право вернуться на стезю прогресса – теперь уже не по ложной наводке идеализма, а по четким коалиционным расчетам – можно, только совершив политический рывок. Противоречий в российском обществе накоплено за девяностые и миллениумные едва ли не больше, чем к концу 80-х. Но нет тех масс, нет той наивности, которая однажды стала-таки почвой для политического переворота.

Однажды обманутые идеалистами-самоубийцами выжившие не спешат на улицы протестовать – они привыкли выживать любой ценой. 93-й их загнал в русло семейных ценностей. Однако кризис способен снова выгнать. И если суждено снова улицам увидеть массы, то до выхода на путь коренных политических перемен стоит очень многое обдумать – не в смысле сомнений или “отзовизма” какого-нибудь, а в смысле обретения смысла, обретения субъектности. И последняя, судя по всему, никак иначе не сложится, только путем коалиционным и, конечно, оппозиционным. Но программные мечты какой-то одной партии прийти к власти – есть движение против здравого смысла. Возможно, поэтому сейчас и возник проект левой партии с таким названием.

Биографии новых общественных деятелей, будущих властителей дум и органов гласности пишутся уже сейчас, да и задолго до сейчас — на пикетах, митингах, акциях прямого действия. Они просто не вышли под луч прожектора истории. Пока этот прожектор, однажды направленный на сцену, освещает по инерции скоморошничающих попсовиков. “Аншлаг” нон-стоп. Политически нерефлексирующие ублюдки смешат уже пустой зал, ослепленные этим прожектором. А зал ушел в себя, чтобы выйти потом на площади. Это, кстати, картинка из жизни: недавний московский конкурс красоты проходил при пустом или просто спящем зале – красавицы принимали отработанные позы, улыбались в никуда. Это симптоматично. Ныне не караул, а зал устал.

Кризис вздул цены, а в метро – все тот же безрассудный гламур, продолжение рекламного сериала, “Любовь-морковь”, новые ухищрения рекламоделов в духе “как сохранить уровень жизни при кризисе”. Мы-то знаем, как, но знание это фрагментарно. Нужно сложить батальную мозаику нового общества в проекте демократии “не по бюрократии”. Мутировавший административный монстр должен быть полностью отсечен от власти, с полным лишением привилегий – так, как запроектировано это в “Государстве и революции”.

Но новое пока, учитывая состояние общества, можно проектировать исключительно в невоинственной, идейной борьбе противоположностей, которая персонально и партийно неплохо сложилась в рамках Национальной ассамблеи, хотя в последнее время слишком виртуализировалась.

То, что было монополизировано КПССными “вызвездами”: идеология, оценка новейшей истории, поиск новых путей к общественному прогрессу – должно быть деприватизировано. Синтез ценностей зачастую противостоящих групп мог бы лечь в основу программы общедемократического этапа революции. Компромиссная демократия? Пожалуй, да. На первое время. Это – неизбежный новый Февраль, возвращающая историческая спираль. Ибо выродившаяся в новый чекизм “демократия” ссохлась, срослась с паразитарной экономикой, идейно обанкротилась. Нужна новая, нужна свежая и солидарная демократия.

Дмитрий Черный