Русская Православная Церковь на правах носителя государственной идеологии не могла не высказаться по поводу Дня Победы. Да, исход войны, действительно, явился чудом, вот только понимание этого Чуда у РПЦ сопряжено с преодолением вины за большевистское богоборчество. С тем же успехом можно было бы говорить о справедливом возмездии за оное богоборчество в случае поражения в войне, только место Церковь занимала бы при других властях. Странным образом, тем не менее, православие в качестве доминирующей идеологии в Российской Империи, прекратило свое доминирование, потеряв и империю, и победу в Первой мировой, но обрело себя вновь по результатам Второй и холодной войн, где доминированием явно не обладало, но воспользовалось исключительно нравственным авторитетом.
Между тем, меня стал занимать вопрос, а чем сейчас на самом деле является религия, в т.ч. православие, в России и в мире.
Православие в СССР к началу перестройки в массовом сознании являло пример этакого выхода в мир иной. Календарики со святыми, продаваемые глухонемыми в поездах, запахи в храмах, изображения на иконах с какой-то иной реальностью. Но в стране уже была своя религия, для детей Дед Мороз, а для взрослых дедушка Ленин с научным коммунизмом, и православие было, в общем, ересью, наряду с магами и гадалками. Конечно, привилегированной ересью, в силу многовековой традиции и институциализированности. А потом все поперло, причем сразу – и батюшки в рясах, и Кашпировский с демонами сна, сектанты и буддисты, а также прочий «Восток». Астрологи на этом фоне смотрелись наиболее респектабельно. Еще радовали глаз бесчисленные проповедники из-за рубежа, несущие в массы идеи своего пластикового христианства для офисного планктона, который и не появился пока, но ему уже предложили опцию прочесть 50 страниц текста для тотального понимания всего сущего.
РПЦ, видя такое дело, начала где-то с середины 90-х со всем этим неоязычеством и ересью активно бороться, да и государство, в отсутствие идеологической основы, с радостью обнаружило наличие такого полезного инструмента с уже имеющейся инфраструктурой. К тому же, бандиты, освящавшие кровью добытые мерсы, к тому времени уже заматерели и были готовы вот-вот стать опорой государству. Общественная мораль также легко «вернулась к истокам», а упыри из госструктур послушно взяли в руки свечи. Традиция вроде как взяла верх, ну а куда ей было деваться в вакууме, конкуренты были все же слабее изначально.
Все было бы хорошо, но, именно в силу произошедшего автоматического замещения светской этической и идеологической традиции на религиозную эта, новая уже, традиция потеряла собственно религиозное содержание и незаметно стала просто необременительным и формальным элементом быта. Религиозное содержание, если и есть, скорее попадает в сферу «бог у меня в душе» или «бог в самой природе», но не находится в поле влияния традиционных конфессий. Специфика русского православия в том, что оно искусственно возвратилось в изрядно секуляризированную большевиками страну и заняло то место, которое господствующие религии в других странах заняли в результате плавного обезбоживания. Католицизм, да и протестантизм, стали просто уменьшающимся культурно-историческим отростком на теле Запада, на который больно смотреть.
Буддизм пережил настоящую катастрофу, превратившись в гламурную фишку после того как все голливудские звезды в него перешли. С исламом другая история – он варился в собственных дрязгах, пока нефть не стала геополитическим фактором. Востребованность экстремизма породила рост влияния традиционного, и, в большей степени, радикального мусульманства. Иудаизм вообще элитарен по определению, финансовая закулиса не столь многочисленна, а дети из хороших семей с малых лет привыкают к своей особенности и получают свою долю холокоста от сверстников, но религиозное тут вообще ни при чем. При всем различии культов и этических систем практически везде традиционные религии утратили собственно религиозную сферу, став явлениями из областей морали и геополитики. С геополитикой вопрос отдельный, а в этической сфере это практически означает, что свод принятых представлений о том, что хорошо и что плохо (сформировавшийся под влиянием разных культурно-исторических и религиозных, в том числе, факторов), поддерживается страхом божиим. Прямо скажем, весьма животное, т.е. скотское, обоснование для нравственного поведения. Хотя, возможно, я слишком хорошо думаю о людях, и с иной точки зрения только таким образом и можно поддерживать какое-то подобие общества, а не стада.
Культовая же сторона вопроса в современном мире выглядит несуразно и скорее подходит богемным фрикам, чем массам. Но постмодернизм проник в массы и заставляет офисных клерков, учителей, торговцев и авиадиспетчеров резать баранов, стоять всю ночь в очереди за счастьем, жечь ведьм на кострах, ритуально совокупляться, строить храм и думать о вечном одновременно, чтобы завтра вернуться к своим прямым обязанностям. Впрочем, всегда, наверное, так и было, религиозных гениев с горящими глазами единицы. Кто-то над всем этим цинично шутит. Их называют циниками, вполне справедливо.
Кому-то смешно от Деда Мороза, но над ним смеяться можно, поэтому цинизма здесь нет. И постмодернизма тоже нет. Может быть потому, что он дарит и не требует ничего. Мне кажется, это самая светлая и искренняя вера, не требующая схоластики и талмудистики, Новый год. Кстати, самое дикое и массовое язычество, и никто с ним не борется, понимают, что без толку.
А еще у нас есть День Победы, и многие помнят, что сражались люди все-таки не за Христа, и не за Сталина (хотя за него, быть может, и в большей мере), а за Родину. И РПЦ, быть может, лучше ограничиться поминовением убиенных, а не укреплять свою вероучительную доктрину на их костях.
ОПРОС: Что означает для вас Георгиевская ленточка?