C Магомедом Евлоевым мы встретились в Хельсинки в июне этого года. Он приехал вместе с Андреем Бабицким навстречу, организованную Финско-российским гражданским форумом. Говорил о цензуре в Интернете. Говорил о том, что знает. Знал…”Мы придерживались политики объективности. У нас не было планов делать сайт оппозиционным. Сайт задумывался как источник знаний о культуре и традициях Ингушетии. Но так случилось. У меня лично не было ни диссидентского, ни правозащитного опыта за плечами. Но когда видишь страдания людей, трудно оставаться тем, кем был. За последние три года в отношении сайта и его сотрудников было возбуждено восемь уголовных дел. Угрожали сотрудникам и родным. После того как в ноябре 2007 года прокуратура запретила провайдерам поддерживать нас, посещаемость сайта увеличилась вдвое.

Люди покупали спутниковые тарелки, распечатывали материалы сайта в виде листовок и распространяли. Отбирая легальные способы получения информации, власть толкает молодежь искать другие формы сопротивления. Действия прокуратуры приводят к обострению ситуации и росту экстремизма. Ситуация в регионе – взрывы, теракты, исчезновения – освещается единственным медийным ресурсом, что уже говорит о кризисе”.

Я очень удивилась, когда Магомед Евлоев сказал, что родился в 1971 году. Он выглядел человеком, уже достигшим пятидесятилетия. Немного грузный, не по возрасту седой, говорил тихо, спокойно… И когда он говорил, что очень устал бояться за свою семью, его голос не выдавал волнения. Волнение было в его руках, перекладывавших с места на место бумаги, которые он вытащил из портфеля.

Накануне убийства Магомеда Евлоева, мы вспоминали Анну Политковскую. При жизни не довелось день рождения праздновать. Разве что поздравления были… А после смерти пришлось поминать день рождения. Здесь, в Хельсинки, у нее было много друзей. В православном центре “София” собралась очень пестрая группа людей: митрополит Хельсинки Амвросий, священники, лютеране, агностики, мусульмане-сунниты, “зеленые”, либералы, финские комми… Парадокс, наверное: те, кто убивал, и те, кто отдавал приказ убить, просчитались. Вместо забвения – вечная память… Как провозгласил митрополит Амвросий. И, конечно, Анна объединяла всех нас, таких разных, на этой, казалось бы, необычной православной литании. И это было естественно: ведь мы – люди, просто люди со своими страданиями и чаяними. Или, как минимум, должны ими оставаться. От тех, кто не смог присутствовать на службе, приходили смс-сообщения. Режиссер Андрей Некрасов спешил в Лондон монтировать фильм о новой войне. Попросил поставить свечу. Знакомая девушка Элина не смогла приехать — заболела. “Я с вами…” — написала она.

Прохладный субботний вечер. Мы сидели в доме митрополита. Он заварил чай и стал расспрашивал нас об Анне, а потом о том, что происходит сейчас с теми, о ком она писала. Ведь жизнь продолжается…

На следующий день нам пришлось собраться снова. На этот раз потому, что пришла весть о смерти Магомеда Евлоева. И снова – православные, лютеране, мусульмане, финны, русские, чеченцы, коммунисты, социалисты, либералы, консерваторы, профсоюзники… Ведь мы же – люди. Или должны пытаться ими быть.

Все знали Магомеда или узнали здесь, когда он приехал в июне на встречу, организованную Финско-российским гражданским форумом. Это, кстати, еще одно из “достижений” Анны Степановны. Форум – продолжение того самого спонтанного митинга со свечами у решетки российского посольства в Хельсинки, на который собралось в 2006 году более трех тысяч людей.

Тишину прорезал глухой голос Хусейна: “Ну что же, теперь будем ждать следующего…” Эти слова давно звучали в голове. Я поняла, что не была шокирована, когда узнала о смерти Евлоева. Мы стали привыкать. Один, второй… По порядку. Политические убийства становятся обыденностью. Ведь тех людей, кто осмеливается быть открыто несогласными со сворой тех, кто убивает, не так уже много. Года три назад одного из друзей спросил сын: “Сколько вас по всей стране, немолчащих?” Друг серьезно задумался и стал считать. Получилось порядка сотни человек. Прошло немного времени и показалось, что “молчальников” все-таки становится меньше. Но тут их стали “выбивать”. Видимо, лелея планы сжить со свету “отродье” несогласных. Цинизм убийства Евлоева уже не ужасает. Владелец оппозиционного ингушского сайта ведь не первый в списке.

Президент или, как он себя называет, “глава субъекта Российской Федерации”, министр внутренних дел Ингушетии, начальник УБОП… У всех оказалась своя роль. Своеобразная “вертикаль”. И понятно, как высоко находится ее верхняя точка. Вопрос простой: кто выбрал и утвердил господина Зязикова в должности президента? Второпях назначенный присматривать за ходом расследования Владимир Васильев уже разглядел “руку бен Ладена” в убийстве Евлоева. Как всегда. Кому, как не террористу номер 1, нужна дестабилизация обстановки в Ингушетии? И, конечно, самый непрошибаемый тезис о случайных выстрелах, совпадениях… “Кто вообще может поверить в то, что власть способна сотворить такое… Ведь это противоречит их интересам”. Только очень наивный человек может увидеть в этом преступлении “провал всей правоохранительной системы”. Отнюдь. Ведь это – как раз и есть показатель ее эффективности. Разве мы впервые слышим о том, что УБОП давно стал походить на “эскадрон смерти”?

Cтали появляться заявления правозащитных организаций. Это радует. Звучат требования “быстрого и эффективного расследования этого преступления и привлечения к ответственности его исполнителей и заказчиков”. Их дополняют не менее справедливые и разумные требования “провести расследование не на региональном, а на федеральном уровне”. Было бы странно, если бы Медов сам себя выпорол…

Давайте перелистаем подборки заявлений. Сколько их было до Политковской и Евлоева? Сколько после? О скольких Червочкиных так и не упомянули? Ну, разве что короткой строкой в очередном докладе о ситуации с правами человека в России. Разве в Ингушетии не похищали сотрудников РЕН-ТВ и “мемориальца” Олега Орлова? Разве не угрожали пристрелить их из пистолета с глушителем в чистом поле? Разве 27 июля 2008 года сотрудниками ФСБ не был похищен сотрудник организации “Машр” Зураб Цечоев, которого выбросили на дороге между Магасом и Назранью после нескольких часов избиений и пыток в здании ФСБ столицы Ингушетии? Разве 13 августа 2008 года в городе Карабулак Республики Ингушетия около офиса правозащитной организации АНО “Машр” неизвестные (предположительно сотрудники милиции) не обстреляли ее руководителя, Магомеда Муцольгова? Разве на руководителя чеченского Комитета национального спасения Руслана Бадалова не оказывается давление с 2005 года только потому, что продолжает разсылать свои новостные релизы?

Сколько митингов было разогнано на фоне псевдолиберального плача о том, что “мой город болен маршами”! Сколько уголовных дел сфабриковано! Сколько граждан РФ слышали от сотрудников так называемых правоохранительных органов угрозы. Другого диагноза всему этому безобразию разве нет? Может, одной из причин этой “болезни” является и та раковая опухоль, которая расползается по России с самого начала войны в Чечне.

МИД Франции громко сказал, что озабочен “продолжающейся атмосферой безнаказанности на Северном Кавказе”. Эту фразу я уже слышала. Это было давно. В заявлении ПАСЕ от апреля 2003 года. Тогда международное сообщество продекларировало свою рекомендацию самому себе рассмотреть возможность создания трибунала по военным преступлениям в Чеченской Республике, если там будет сохраняться атмосфера безнаказанности.

Никто ничего так и не сделал, и теперь вся наша страна живет так, как может, в условиях атмоферы безнаказанности.

Оксана Челышева