Почему в Москве стало так много бездомных дворняг

Вполне бытовая проблема под названием «московские бездомные собаки» точно воспроизводит контуры других, гораздо более серьёзных неустройств из разных сфер и полушарий русской жизни.

Возьмите хоть бродячих собак, хоть борьбу с коррупцией, хоть нацвопрос или проблему незаконных мигрантов. Всё одно и то же. Отечественные неурядицы скроены, в общем, на один фасон.

Но давайте по порядку. Значит, что с собаками: пока у нас в семье не родился ребёнок, для меня лохматая свора у подъезда была просто странной особенностью московского быта. На здорового рослого мужика барбосы не нападают.

Моей жене взгляд независимого наблюдателя давался уже труднее. Когда рычащая стая сопровождает тебя от остановки, да ещё в зимних сумерках, а муж на работе и встретить не может – это не забавно.

Старушки из подъезда ей и другим девушкам советовали: ты присядь, если уж очень разлаются, и голову руками прикрой. Тогда точно не тронут…

Конечно, не каждый день барбосы устраивали грозный эскорт. Зачем напрасно говорить?

Именно так бабушки отвечали на вопрос, для чего они всех этих кабысдохов подкармливают куриными косточками и устраивают некоторым из них в холода вонючие лежбища на площадках у лифта.

Доченька, говорили также старушки, все хотят жить. И ты хочешь, и ребёночек твой будущий, и Белка тоже хочет.

Причём, в защиту этой дикой формы городского собаководства у нас выступают не только одинокие бабушки, которым неоткуда получить теплый взгляд, кроме как от Белки, а поселить её собственной квартире и выгуливать как полагается – лень. Но и многие другие люди доброй воли.

Недавняя попытка одного москвича, недовольного собачьим терроризмом, обсудить проблему в блогосфере, породила знаменитый уже «псиносрач». Полемика обнаружила в обществе такой разброс мнений по «собачьему вопросу»! Такой малиновый накал взаимной ненависти!

Хотя «взаимной» – это не точно. Взаимная – когда лоб в лоб идут две противостоящие точки зрения, как в классическом самолётном таране. А здесь непримиримых и при этом очень разных позиций оказалось намного больше.

По одной линии атаки – от «убивать собак, где только возможно» до «фашизм именно с этого и начинается».

По другой – от «Лужков принимает меры, ситуация, хоть медленно, но выправляется» до «ничего нельзя менять, поскольку собаки заполняют собой важную экологическую нишу, а если их извести, то нишу заполнят крысы».

Разумеется, проблема, толкаемая одновременно в четыре противоположные стороны, с места не сдвинулась даже в головах, не то, что в жизни. После окончания содержательной дискуссии народ оказался ещё дальше от консенсуса, чем в начале.

И это ещё без вмешательства коррумпированных чиновников, без евреев и без кавказцев!

С коррумпированными же чиновниками собачья тема делает ещё один озорной, хулиганский оборот и становится совсем похожей на большие общероссийские проблемы.

Дело в том, что ещё в 2002 году, одновременно с принятием пакета Федеральных целевых программ, направленных на улучшение жизни в РФ до европейского уровня по всем основным направлениям, столичная мэрия приняла постановление о запрете отстрела и усыпления бездомных животных в городе Москве.

На смену истребителям собачек пришёл доктор Айболит. Гуманный метод уменьшения численности бродячих псов, а именно «стерилизация особей женского пола» – был всесторонне изучен работниками московского правительства как раз в Европе.

Там у них в результате тонкой операции, кажется, даже под наркозом, женская собачья особь сохраняет способности к ведению взрослой жизни, но лишается радостей материнства. Таким образом, количество бездомных барбосов постепенно сходит к нулю без варварского их истребления.

И российская столица встала на европейский путь! Пять лет гуманное постановление добротно финансировалось из московского городского бюджета.

Да, я забыл сказать, что каждая тонкая операция стоит от ста до ста пятидесяти долларов. А кто этих прооперированных сук считает? Сами специалисты и считают.

И что же вы думаете?

Трудно, почти невозможно поверить, но на данном участке коммунальной деятельности расцвели приписки. Ведь, оказывается, тонких операций можно было вписать в отчётность хоть двадцать тысяч. Или тридцать. В год. Никто же проверить не сможет. Никакая комиссия. А потом и новые сукины дети подрастут.

Откуда, спросите, новые, если «женских особей» стерилизовали? Ну, откуда-откуда. Из Подмосковья набежали.

В результате этой безотчётной борьбы за гуманизм количество бродячих собак у нас в районе удвоилось.

За то же время гораздо более значительные суммы были потрачены в рамках Федеральных целевых программ на строительство автомобильных дорог по всей России, на развитие всяких там коммуникаций – и примерно с тем же результатом.

А чем, по-вашему, учёт в дорожном строительстве отличается от учёта стерилизованных собачьих особей?

Всего этих ФЦП в 2002 году было принято более пятидесяти штук. К 2007 с десяток программ официально накрылись медным тазом, ещё часть свернули тихо, без комментариев, а некоторые продлили до 2015 и 2020 года.

Виноватых в провале не искали, ни в мэрии, ни в федеральном правительстве.

Во-первых, чего неожиданного там можно найти? Что касается ФЦП, то, хотя бы формально, часть собак представлялось возможным повестить на мятежного ныне Касьянова, который уехал из Белого дома на подаренных ему Путиным на лыжах только в 2004 году. А в истории со стерилизованными особями на кого вину перекладывать? На Попова Гавриила Харитоновича?

Во-вторых, никто же не требовал, чтоб искали. Ну, пресса позубоскалила. Каспаров с Немцовым отметились. И всё. А народ даже не удивился. Поскольку отношение к коррупции в стране столь же неоднозначное, как и к бездомным собакам.

Оно бы и хорошо, спору нет, чтоб министры не воровали, но если в больницах, школах и вузах начнут всех ловить за руку, отслеживать конвертики – что ж начнётся? Там четверть населения работает!

Тогда и министрам придётся бросать это дело.

Или вот мигранты. С ними у нас всё так же неоднозначно: половина столичного населения справедливо ропщет, мол, местным не хватает работы, и целые московские районы уже напоминают какую-нибудь бакинскую окрестность. А подмосковные – ташкентскую или душанбинскую.

Однако примерно четверть населения, самая начитанная, полагает, что рыночная экономика должна подразумевать свободный переток рабочей силы и такую же вольную конкуренцию, несмотря на издержки. Поэтому – что поделаешь.

А ещё четверть москвичей, если считать с родственниками, имеет отношение к выдаче всяких миграционных карточек и прочих разрешений, к устройству понаехавших на работу, к отлову не получивших или просрочивших разрешения и к собиранию с них дани.

Для этих наших земляков мутная вода полузаконной или совсем не законной миграции пока что кишит питательным планктоном. Пока они замыкают там пищевую цепочку.

Вот интересно: кто завёз к нам всю эту неоднозначность? Варяги или монголы? Евреи или чеченцы?

И договорятся ли русские хоть о чём-нибудь, установят ли внутри себя хоть какие-то моральные правила? А то ведь скоро придётся играть по законам чужой стаи. Ждать осталось недолго.

…Локально, для себя, проблему бездомных собак мы с женой пока решили следующим образом. Когда родился ребёнок, выписали к себе тёщу. Она и гуляет с малышом, когда папы нет дома.

Тёща у нас крепкая и решительная, она легко сможет, доведись, схватить двух барбосов за шкирку и стукнуть их лбами. Барбосы это чувствуют и не лезут.