Главным психологическим, а значит, и социально-политическим последствием кризиса является не снижение благосостояния (розничный товарооборот в первом квартале снизился на 1,1%, реальные доходы населения – на 2,3%), не рост безработицы (в 1,6 раза, на 2,8 млн чел. за полгода – до 10% экономически активного населения), и даже не размывание «среднего класса» (доля россиян с характерными для него доходами упала с сентября по март, по данным Левада-центра, с 19 до 14%), а то, что стоит за всем этим, – разрушение сложившейся в путинские времена и ставшей привычной для большинства россиян относительно комфортной повседневности.
Она была разной для различных регионов и социальных страт – строго по пословице «у кого суп жидок, а кому жемчуг мелок», – но она была. Именно она лежала в основе «путинской стабильности» и именно ее подрыв вынудил государство так стремительно отказаться от наиболее страшных элементов людоедской «монетизации льгот». (Напомню, что в результате вместо экономии эта операция принесла бюджету дополнительные расходы, но все равно осталась успешной с точки зрения правящей «элиты», потому что создала слой паразитирующих на социальных расходах государства бизнесменов, связанных с распределяющими эти расходы чиновниками.)
Разрушение привычной повседневности лишает людей «точки опоры», выламывает их из привычного быта, и они, еще недавно скреплявшие общество, превращаются в социальное перекати-поле, переносящее пожары Истории.
Молодая журналистка, профессионально славившая Путина и вдруг обнаружившая в супермаркете полное отсутствие денег в кошельке – с обещаниями выплатить мартовскую зарплату после майских праздников и отсутствием понимания того, что, собственно, она в течение этих дней будет кушать (я знаю три таких истории, но, каюсь, лишь в одном случае девушка была ярой путинисткой), конечно, не станет его противницей лишь в результате этого эпизода. Но она сделает, пусть даже один робкий, но все же шажочек к пониманию того, что в конце концов происходит сейчас в нашей стране. И пусть даже с опозданием она это поймет, но сейчас речь не о ней.
Огромная часть «среднего класса» сохранит свои позиции. Они почти не потеряют в доходах, найдут приработки, сохранят (а то и приумножат, пользуясь открывающимися спекулятивными возможностями) сбережения.
Официальные политологи сегодня делают ставку именно на них. Именно эта часть сегодняшнего «среднего класса» (по оценкам, 7-9% населения России) видится им опорой будущего президента Путина – хоть и сократившейся численно, но такой же твердой и безразличной ко всему «постороннему», как и в «благословенные» и «тучные» 2000-е годы.
Староплощадные мудрецы ошибаются не потому, что уцелевшая часть «среднего класса» будет существовать в совершенно иной социальной среде, чем в годы дорожающей нефти, и не потому, что идеология консьюмеризма, воплощенная в светлом образе дочки сенатора Нарусовой, из дразнящего обещания обществу превратится в глумливую насмешку над ним.
Отнюдь нет! Кризисный «средний класс» утратит доверие к официальной пропаганде по тем же причинам, что и теряющие почву под ногами активисты «Наших», «Молодой Гвардии Единой России», «Румола» и проч., – из-за разрушения привычной и комфортной повседневности.
Ведь повседневность «среднего класса» жестко определяется сферой используемых им услуг: ресторанами и кафешками, химчистками, туристическими агентствами, провайдерами, магазинчиками и супермаркетами, службами доставок и бесконечными в своем разнообразии интернет-сервисами.
И весь этот сияющий потребительский «град на холме» на глазах начинает рушиться даже для тех, кто сохранил доходы и уверенность в завтрашнем дне.
Причина вульгарна – вызванная кризисом смена бизнес-стратегий.
Ведь это по теории, преподаваемой социально неадаптированными интеллигентами невинным жертвам ЕГЭ, в условиях кризиса качество обслуживания должно повышаться, так как сотрудники начинают ценить свое рабочее место и пытаться сохранить его за счет улучшения качества своего труда.
На самом деле, как правило, происходит совершенно иной процесс, так как от работника на современном российском предприятии зависит почти так же мало, как и от гражданина – в современном российском государстве. Главное решение в условиях кризиса – решение об увольнении – принимают не они, а владелец предприятия. Который в условиях путинской России, когда значительная часть бизнесов занимает монопольное положение и потому может плевать на потребителей, а некоторая часть остальных украдена, подарена или просто служит прикрытием какому-либо неофициальному промыслу, отнюдь не всегда судит о своих сотрудниках по «степени удовлетворенности клиента».
Стихийной реакцией российских предпринимателей на кризис уже стало снижение издержек при помощи массового изгнания наиболее квалифицированных, и потому наиболее высокооплачивамыех сотрудников. Почти всегда, когда можно, и довольно часто, когда нельзя, они заменяются старательными, но малоквалифицированными гастарбайтерами и лишь в лучшем случае так называемыми «стажерами». Последние – молодые жертвы либерального перемалывания образовательной системы, почти ничего не умеющие, обычно и не желающие уметь, а часто и утратившие обучаемость (не говоря о трудовой мотивации) в результате пребывания в том или ином «вузе».
Логика хозяина бизнеса проста – два-три «микки-мауса» вместе получают зарплату, заметно меньшую, чем один профессионал, но за счет суеты могут какое-то время делать какую-то часть того, что делал он. «А дальше – или кризис рассосется, или бизнес закроется».
Конечно, подобная «экономия на спичках» гибельна для репутации предприятия, но в условиях кризиса и огромной неопределенности, вызванной им, выгода от снижения издержек перевешивает репутационные потери. По крайней мере, так кажется многим бизнесменам.
Расплачиваться за это приходится еще сохранившим уровень благосостояния потребителям – тому самому «кризисному» «среднему классу», который кажется стратегам со Старой площади их последним социальным резервом, их «старой гвардией».
Привычная неспособность продавцов, гордо именуемых в магазинах бытовой техники и салонах мобильной связи «консультантами», сказать о продаваемых ими товарах хоть что-то связное и имеющее отношение к действительности, вызывает уже не раздражение, а умиление.
Кассиры, не умеющие считать, официанты, не способные прочитать меню собственного заведения, журналисты, не понимающие смысла написанных им руководством в качестве вопросов слов и не умеющие пользоваться часами… Для всех этих людей кризис стал подлинным «звездным часом»: их дешевизна наконец-то стала значить для работодателя больше, чем их полная профессиональная непригодность.
Из-за роста их востребованности кризис, вопреки теоретическим представлениям, далеко не всегда облегчает процесс потребления даже для тех, у кого сохраняются деньги для относительно комфортной жизни. Комфорта все равно становится меньше – в том числе и из-за деградации сервисов.
А уменьшение уровня комфорта, пусть и не сразу, означает разочарование в тех, кто подменил этим комфортом смысл жизни и пообещал его бесконечный, как удвоение ВВП, прирост.
И это разочарование в самый неожиданный момент выдернет из-под ног правящей «элиты» табуретку остро необходимой ей последней социальной поддержки.
Счастливого полета!
Хотя вряд ли кто-то скажет им спасибо за то, что они воспользовались нашей страной.