Кто разрушил культ личности Сталина?

Несколько недель назад в украинской столице прошла встреча, получившая название ‘Гражданский диалог: Москва – Киев’. Ее участники, обеспокоенные ухудшением отношений между нашими государствами, искали способы разрешения существующих конфликтов. Мы исходили из того, что политики бывают мудрыми и не очень, они приходят и уходят, но народы-соседи, интеллигенция должны стремиться сохранять взаимоуважение и взаимопонимание.

На вопрос, как именно это сделать, предлагались разные ответы. Звучала мысль: нас сближает совместное противостояние тоталитарному прошлому, нужно написать его историю. На Украине в этом плане сделано немало, в России, увы, гораздо меньше. Предлагаемая статья посвящена некоторым очень важным, по мнению автора, и неизвестным страницам недавнего прошлого.

Сказка про ХХ съезд как образчик советской лжи

В послеельцинской России о преступлениях сталинизма говорят все реже. Да и есть ли о чем говорить, ведь ‘сама партия их осудила’, ‘ХХ съезд решительно разоблачил’, а советский народ… короче, ‘народ и партия – едины’.

Сегодня из исторической точки ‘ХХ съезд’ прокладываются два перпендикулярных маршрута. Один называется ‘нам необходим русский, постсоветский Нюрнберг’, другой – ‘имя России – Сталин’. Автор идет по пути ‘нового Нюрнберга’…

Мысленно вернемся в середину 50-х и зададим вопрос: как же партия, ‘единодушно поддерживавшая’ великого вождя, в один прекрасный момент так же единодушно его осудила? И если народ это одобрил, почему главный доклад Н. Хрущев делал тайно, ночью; его первая публикация на Родине, т.е. ознакомление народа с тем, что он поддержал, произошла через 30 с лишним лет? Почему сам Никита Сергеевич, слывший ближайшим подручным палача, неожиданно изменил взгляды и предал учителя анафеме? Решая острейшие вопросы, которые даже не поставлены советско-российской социальной псевдонаукой, мы обнаруживаем три варианта ответа.

Подходя формально, можно предположить, что нового партийного лидера замучила совесть и он, преодолевая себя, встал на путь покаяния. (Что-то подобное происходило в Венгрии, когда народную революцию возглавил бывший номенклатурщик Имре Надь). Увы, к Хрущеву такое объяснение не подходит, пройди он действительно через внутреннее покаяние, страна освободилась бы от цензуры, колхозов, Компартии, КГБ, да и венгерскую революцию не давили бы советские танки…

Тогда, может быть, радикальный разворот генсека объясняет мощное давление извне? Увы, после Первой мировой международный авторитет родины Сталина резко вырос, народы многих капиталистических стран с интересом прислушивались к советской пропаганде, а их власти, соответственно, прислушивались к голосу своего народа.

Остается последний, третий вариант: в СССР возникло мощное внутреннее давление на власть. И хотя в России об этом не пишут учебники и не информирует телевидение, сорвать покров тайны ой как пора…

Горячее лето-53, о чем сказано шепотом, о чем не сказано вовсе

После восстания сотни заключенных в лагере Усть-Усинска в январе 1942 года разного рода бунты и протесты случались в ГУЛАГе нередко. Но с уходом Сталина они сразу обрели новый масштаб. 25 мая 1953 года в шести лагерях под Норильском начался бунт, который продолжался 72 дня. В забастовке участвовало не менее 20 тысяч человек. Больше половины из них – активисты антикоммунистического, национально-освободительного движения на западе Украины, обычно в советско-постсоветской печати их называют бандеровцами. Молодые ребята имели военную выучку, хорошую физическую подготовку, доверяли друг другу. Они и организовали первый массовый протест. Среди руководителей бунта был бывший лидер молодежной патриотической организации запада Украины ныне здравствующий Евгений Степанович Грицак. Заключенные предъявили администрации бытовые, экономические и политические требования.

Не успел закончиться Норильск, как в августе 1953 года в районе Воркуты поднялось новое, еще более мощное восстание. Протест был отлично организован, поэтому сведения о нем получить крайне сложно, хранящиеся в российских архивах документы по сей день засекречены. Но мне повезло, я слушал и запомнил выступление одного из руководителей воркутинцев – Игоря Михайловича Доброштана на первой конференции ‘Мемориала’ в Москве в октябре 1989 года. В сочетании с другими источниками, с которыми я сталкивался последние 20 лет, вырисовывается следующая картина.

Ядро бунтарей составили бывшие власовцы, действовавшие вместе с украинскими патриотами-антикоммунистами. Такой союз оказался не по зубам ни лагерной администрации, ни ворам в законе. Тайно изготовив колющие предметы, заключенные напали на охрану, уничтожили ее и завладели автоматами вохровцев. Одна за другой были освобождены все лагерные бригады. Власовцы приняли решение двигаться на Воркуту, чтобы захватить мощную городскую радиостанцию и обратиться к стране. По дороге десять тысяч зеков освободили еще несколько лагерей. Посланные на перехват отряды НКВД остановить 100-тысячную колонну уже не могли. Направленные против повстанцев танки завязли в тундре. И только военной авиации удалось опрокинуть и разметать восставших в 20-ти километрах от города. К этому времени весь воркутинский партгосактив был срочно эвакуирован. По словам И.М.Доброштана, на первом этапе операции по требованию штаба часть руководителей самолетом возили в Москву на переговоры с высшим партруководством.

Третье по времени Кенгирское восстание началось в мае 1954 года и продолжалось 40 дней. Сведения об этом бунте получили большее распространение, поскольку Кенгир описан А.И.Солженицыным в ‘Архипелаге ГУЛАГ’. Почти половина восставших были членами ОУН и УПА (руководитель – Михаил Келлер, еврей из УПА), участвовали также бывшие ‘лесные братья’ из Балтии и власовцы. Героизм кенгирцев не вызывает сомнения, но справедливости ради надо признать, что для начавшейся радикальной смены кремлевской стратегии хватило двух первых выступлений.

Осенью 1953 года Никите Хрущеву, получавшему соответствующую информацию от КГБ и, возможно, от самого штаба, было от чего впасть в отчаяние. Машина власти рассыпалась прямо у него на глазах. Становилось понятно: достаточно еще одного успешного бунта – и режим попадет в коллапс. Ни вохры, ни тайга, ни кремлевские стены номенклатуру не спасут. Власть была вынуждена немедленно останавливать репрессии – прекратились аресты, истребительные лагерные стройки спешно остановили, объявлялась амнистия, начался роспуск и демонтаж ГУЛАГа.

Этот процесс и разворачивался с осени 1953 года. Но ни сами участники протеста, ни те немногие исследователи, кто по крупицам собирает материал, до сих пор не выявили историческое значение революции заключенных. Восстания, руководимые Евгением Степановичем Грицаком и Игорем Михайловичем Доброштаном, привели не просто к роспуску двух звеньев ГУЛАГа. Революция узников вынудила власть пойти на демонтаж всей системы террора, создававшейся с октября 1917 года.

Ко времени открытия ХХ съезда, когда номенклатуре впервые предложили официально осудить сталинские преступления, сохраняя неприкосновенным имя Ленина, почти все политзаключенные были выпущены на свободу. Хрущев же скромно присвоил чужие заслуги, надев шапку ‘отца оттепели и либерализации’. (Напомним, что в похожей ситуации, после подавления Кронштадтского восстания, Ленин объявил себя провозвестником НЭПа.) Отдельно можно рассуждать о борьбе в 1953-1957 годах ретроградов и обновленцев внутри партруководства, но это в сущности лишь мелкие детали, не представляющие особого интереса.

Революция в ГУЛАГе: что было после

Ко времени открытия ХХ съезда, когда номенклатуре впервые предложили официально осудить сталинские преступления, сохраняя неприкосновенным имя Ленина, миллионы политзаключенных были выпущены на свободу.

Анализ решений, принимавшихся Кремлем вслед за Норильском и Воркутой, дополнительно подтверждает вывод об исторической роли этих восстаний.

Почему весной 1954 года началось освоение целинных и залежных земель, два миллиона молодых, наиболее активных людей было брошено в полунепригодные для земледелия казахские степи (а было в стране и черноземье, и даже субтропики)? Это не экономический, а политический проект. Освоение целины стало запуском изобретенного партаппаратом механизма косвенных репрессий. Хрущев с безразличием относился к тому, что его первоначальные иллюзии – целина решит советскую продовольственную проблему и позволит наладить экспорт зерна – не осуществились. Успешно решалась другая, самая важная и необъявленная задача: вытолкнув под пропагандистские фанфары в тяжелейшие бытовые условия, в отдаленные районы самую активную часть общества, партаппарат умело изолировал потенциальных молодых бунтарей, предупредил и трансформировал возможный политический протест в безопасный массовый сизифов труд. (Пожелай власть действительно решить сельхозпроблему, она бы вернула землю в частную собственность и продолжила столыпинскую реформу).

А почему во второй половине 50-х годов в СССР началось массовое жилищное строительство, появились хрущевские пятиэтажки? Потому, что миллионы людей вернулись из лагерей. И в без того перенаселенных коммуналках жить было уже невозможно. Остановив массовые репрессии, в 1957 году партия приняла вынужденное решение о начале массового жилищного строительства. На волне возникшего народного оптимизма политбюро отважилось впервые провести в Москве крупную международную акцию – VI Всемирный фестиваль молодежи, после чего город открыли и для других международных мероприятий. С середины 50-х от борьбы за мировую революцию обществу предписывалось перейти к еще более неистовому укреплению мира во всем мире.

Восстания в лагерях существенно изменили внешнюю политику Советского Союза. В 1956 году были отпущены на родину последние немецкие и японские военнопленные, а в 1955-м СССР неожиданно подписал с открытой некоммунистической страной – Австрией – договор о ее нейтралитете и вернул свои войска на родину (чтоб не разбежались). Первое послевоенное десятилетие финны постоянно опасались, что их вот-вот отправят в соцлагерь и обяжут строить светлое будущее. Но с середины 50-х заботливые советы Кремля прекратились, миролюбивый СССР даже отказался от использования военно-морской базы на финском полуострове Порккала-Удд. (Договор об аренде, подписанный в 1947 году на 50 лет, был денонсирован в 1955-м). Добавлю, что ограниченная либерализация и критика сталинизма, проводившаяся по команде Москвы в послесталинские годы в Польше и Венгрии, в меньшей степени – в ГДР, Чехословакии, Болгарии, Румынии (до Чаушеску), Монголии и Северном Вьетнаме – это тоже страх перед потенциальными Доброштанами, Грицаками и Келлерами.

С другой стороны, именно после ХХ съезда Москва потеряла поддержку братской китайской Компартии. Каяться и ‘самолиберализироваться’ Пекину было незачем, тамошний КГБ, увы, справлялся с любыми бунтами. От портретов и культа Мао КНР по сей день не отказался не в силу ‘политической мудрости’, как уверяют постсоветские политтехнологи-чудаки, – просто пока еще не припекло… Те же факторы привели во второй половине 50-х к конфликту между Москвой и Тираной. Коммунистические диктаторы – Э.Ходжа, М.Шеху и Х.Леши крайне опасались усиления влияния югославского либерального социализма на суверенную албанскую демократию. Когда же оттепель протрубили из Кремля, маленький балканский народ оказался под еще более жесткой тиранией своих вождей, блокировавшихся с Пекином против Хрущева и Тито. Симметрично изменился для Москвы и статус Белграда. Югославская Компартия до середины 50-х находилась ‘в руках шпионов и убийц’, но после восстаний в ГУЛАГе оказалось, что прежние ее руководители на самом деле ‘марксисты-ленинцы’.

Картина происходившего останется неполной, если не добавить еще несколько важных штрихов. Революция заключенных надломила тоталитарный режим, но не доломала его. Политбюро было вынуждено навсегда отказаться от физического террора как своей главной стратегии. На короткое время политическая атмосфера в стране очистилась и стала свободней. И тут же в обществе обнаружилось разномыслие, возникло диссидентское движение. Поэтому непродолжительную и опасную для Кремля оттепель вскоре пришлось останавливать, осенью 1964 года политбюро ‘из-за болезни’ отправило Хрущева в отставку. Ставший генсеком Л.Брежнев ускорил начатый самим же Хрущевым переход к новому способу контроля. Главным механизмом подавления власть сделала не физическое, а информационное цензурирование. Общество окончательно лишалось возможности формировать и получать какую-либо независимую информацию, рот открыть было можно, но сказать разрешалось только ‘Слава КПСС’… Цензурные тиски разрушали родной язык. 30 лет комидеологического ига привели к тому, что бесконечное разнообразие жизни сводилось в СССР к пяти-шести проявлениям: все советские люди ‘с честью несли’, ‘достойно встречали’, боролись за мир, крепили оборону и беспрерывно все теснее сплачивались вокруг родного ленинского ЦК.

Выходя за рамки объявленной темы, замечу, что своеобразным индикатором ‘достижения дна’ в идеологическом разрушении языка можно считать запрет постановки в Театре на Таганке Юрием Любимовым в 1983 году драмы А.Пушкина ‘Борис Годунов’. Комидеология превратила Александра Сергеевича в антисоветчика. Тогда вынужденный отказ от убивающей советчины был начат горбачевской перестройкой и отменой цензуры. Последнее обстоятельство и разрушило Советский Союз, но это уже другая история…

Что надо делать здесь и сейчас?

Тот, кого подсадили на миф ‘а что я могу, от меня ничего не зависит’, должен поскорее выдавить из себя эту идеологическую инфекцию. Мы видим – даже в самые жестокие времена красного тоталитаризма историю вершил народ!

Тот, кто считал, что советская летопись ХХ века – это хроника съездов и пятилеток, должен осознать, что наша история еще не написана. Ее предстоит собирать и восстанавливать. Пока в России делать это почти невозможно ни на социальных факультетах университетов, ни в гуманитарных институтах РАН. Необходимые условия надо создать, принуждая консерваторов к дискуссии, осуществляя гражданское давление, выявляя новые формы и методы интеллектуальной консолидации. Очень важную роль здесь может сыграть и уже играет гуманитарная наука Украины. Нам не нужна конфронтация, нам необходимо сближение через общие гражданские встречи, научные конференции, дискуссии, круглые столы.

Тот, кто твердит: бывшим советским не свойственна демократия – пусть задумается, так ли много народов, свались на их головы нечеловеческие испытания, смогли сохранить себя и самостоятельно разрушить машину угнетения?! Выросшие из исторической России русские, украинцы, балты, другие народы делали и продолжают это делать. Мы обязаны помогать друг другу!

История страны в версии ‘Мемориала’, как увековечение памяти о погибших и уничтоженных, – вещь необходимая, но явно недостаточная. История бывшего СССР в ХХ веке – это история Сопротивления. Ее и надо написать, дополняя актуальными заключениями и злободневными выводами. Что же касается Воркутинского восстания, утаивание его документов на руку тем, кто причастен к преступлениям и хотел бы их продолжить. Храмы сегодня не взрывают, но охотники корежить память продолжают действовать. Мы должны требовать скорейшего открытия и свободного доступа к свидетельствам гражданского протеста! Это вопрос нашей национальной гордости! Честно говоря, я не очень понимаю, для кого созданы музеи оккупации, открытые в некоторых соседних столицах. Кто кого оккупировал – Дыбенко, Крыленко и Антонов-Овсеенко Грузию, или Джугашвили, Орджоникидзе, Сванидзе и Берия – Украину? В Праге и Вильнюсе, Киеве и Варшаве, в Москве нужен музей Сопротивления, а в школах, в вузах, в воинских частях – комнаты истории Сопротивления!

Украина еще не закончила обсуждать голодомор, но, увы, в информационном плане война с голодомором выиграна российской пропагандой. Мы знаем: предвоенные депортации эстонцев, Катынский расстрел, голодомор, разрушение церкви, ГУЛАГ, Бутовский полигон под Москвой – это преступления сталинизма. Но после того, как телеканал ‘Россия’ сделал воистину сатанинский подарок и присвоил нашей стране имя палача, получилось, что Катынь, депортации, искусственный голод, Бутово – это дело… самого российского народа??? Какая беспрецедентная мерзость!!! Пропаганда мракобесия лишила Россию друзей и союзников. Но кто-то за экраном довольно улыбается: образ врага очень нужен и ‘самому неэффективному менеджеру’ и его продолжателям. Запомним, Сталин – имя номенклатуры, но никак не нашей страны – России. С этим надо что-то делать. Поэтому, поднимая, вслед за голодомором, тему восстаний в ГУЛАГе, описать их надо так, чтобы ни при каких обстоятельствах не сталкивать народы, но заставить всех ретроградов признать преступления сталинщины. Нам всем, сообща, надо готовить суд над советской системой…

В заключение – несколько слов о героях ГУЛАГа. Недавно украинские друзья помогли отыскать номер и я разговаривал по телефону с Евгением Степановичем Грицаком. Голос бодрый, ни на что не жалуется. Картошку уже посадил. Пенсия? – почти тысяча гривен, правда, надо помогать внучке и немного дочке… Игорь Михайлович Доброштан последние свои годы прожил в Днепропетровске. Его уже нет с нами, но осталась рукопись книги воспоминаний, которую пока никто не опубликовал. Помню, как взахлеб читал ‘Партизанскую войну’ и ‘Боливийский дневник’ Че Гевары. Миру еще предстоит узнать имена героических повстанцев Украины и России…

Тема слома сталинщины представляется мне не менее важной, чем тема голодомора. И если в одном случае речь идет о народной трагедии, то в другом – о силе и воле народа, о его победе. Буду рад, если украинские читатели продолжат и дополнят представленный здесь сюжет. Нашу историю мы напишем вместе! Вечная слава героям Норильска, Воркуты, Кенгира!