‘Политика – искусство возможного’ – эти слова Бисмарка обычно истолковываются как лозунг прагматиков, без излишних колебаний готовых пожертвовать принципами во имя неумолимой Realpolitik. Между тем ‘железный канцлер’ имел в виду вовсе не искусство: слово, которое он использовал, означает ‘учение’. Речь шла, таким образом, об определении границ возможного – не только извилистых, но и подвижных.

Именно эта никогда не устаревающая проблема, по существу, и обсуждалась на конференции, организованной Институтом американского предпринимательства и посвященной перспективам американо-российского сотрудничества в вопросе об иранской ядерной программе. Джон Болтон, в прошлом – представитель США в ООН, скептически оценил саму возможность такого сотрудничества. ‘Ложная политика, основанная на ложных надеждах’, – так охарактеризовал он подход новой американской администрации и ее приверженцев к проблеме контроля над вооружениями. ‘Сенатор Керри предлагает сократить число боеголовок до 1000, – напомнил Болтон. – А почему не до 500?’.

Ошибочным считает Джон Болтон и новый курс Вашингтона по отношению к Ирану. ‘Он основан на игнорировании хорошо известного факта: переговоры с тегеранским режимом, которые предлагает начать президент Обама, идут уже давно и безрезультатно. Правда, их ведет ЕС, но ведь очевидно, что на них озвучивается позиция Запада в целом. Появление за столом переговоров американского представителя едва ли приведет к существенным изменениям’, – убежден бывший представитель США в ООН.

‘Нет ничего опаснее для нынешнего тегеранского режима, чем американо-российское соглашение по Ирану’, – эти слова Генри Киссинджера напомнил собравшимся бывший высокопоставленный сотрудник Белого дома Эрик Эделман. Почему Россия упорно отказывается видеть исходящую от Ирана опасность? По мнению Эделмана, российские аналитики совершают ошибку, в которую нередко впадают политические и военные эксперты – судят о других по себе. Российское руководство, по всей вероятности, не стало бы форсировать разработку ядерных вооружений, находись их страна на том же технологическом уровне, на котором находится сегодняшний Иран. Однако иранские лидеры рассуждают иначе, и особенности их образа мысли – не тот фактор, которым следует пренебрегать.

Есть, однако, еще одно обстоятельство, мешающее российским политикам оценить иранскую угрозу, полагает Эделман. Это переплетение политики и бизнеса. У многих высокопоставленных кремлевских чиновников две визитные карточки: на одной указана министерская должность, а на другой – членство в какой-нибудь крупной компании. При таком раздвоении трудно думать о национальных интересах.

Российская политика в иранском вопросе значительно рациональнее, чем принято думать на Западе, считает военный обозреватель ‘Новой газеты’ Павел Фельгенгауэр. Нет сомнения, что в значительной степени она формируется под влиянием “Газпрома”, и все же существуют другие, не менее существенные факторы, ее определяющие. Поддержав США в борьбе с терроризмом, начавшейся после 11 сентября, хозяева Кремля исходили из того, что в ответ Америка признает постсоветское пространство сферой особого влияния России. И когда этого не произошло, почувствовали себя обманутыми, констатировал Павел Фельгенгауэр.

Итак, самые важные условия в политических сделках порой не оговариваются. Не потому, что их хотят скрыть, а потому, что они кажутся очевидными.