Чем больше денег, тем дальше наши дети от России

Мы уж как-нибудь, но детям-то зачем страдать. И чем больше у человека оказывается денег, тем дальше от России оказываются его дети.

«Ну я так скажу, – говорит толстая женщина на залитой солнцем площади. – Все выпивают, но шоб до такой степени, так нет. А как выпьет, так контроля нет никакого. Шо проститутка – не видала я, но люди говорили. Как подруга скажу: женщина она хорошая. Но, считаю, детям лучше здесь, в Португалии. Тут нам показывали дом-то ее в деревне – ну я не знаю».

Когда Наталья Зарубина, непутевая и вздорная русская баба из деревни Пречистое, вернулась на родину, она едва ли полезла читать новости в интернете и тем более смотреть ролики на YouTube. Тревожные мужчины и женщины с португальской площади, кричащие в камеру: «Наташа, шо ты творишь!», кричали в пустоту. Но блогосфера – необъятная человеческая лужа, куда давно утекла вся политика и все желающие поговорить, – выслушала русских португальцев очень внимательно. В новостях было много всего интересного, но именно эта история надолго стала главной: история женщины, которая как-то зацепилась в Португалии, много пила, часто меняла мужчин, родила там дочку Сашу, отдала ее в местную семью, а потом, когда Португалия Наталью депортировала, внезапно попросила помощи у российского государст­ва – и государство сделало все, чтобы девочка Саша, уже ставшая Сандрой, шести лет от роду, совсем не знающая русский, вернулась из Португалии обратно в деревню Пречистое.

В этом мире все можно подвергнуть сомнению: национальность А.С.Пушкина, цену Победы и степень лихости лихих девяностых. И только по поводу судьбы Сандры в блогах не случилось решительно никаких споров. Лев возлег с тельцом, несогласный с согласным, православный публицист – с офисным планктоном. Даже работники Министерства правды шепотом сказали: «Мы с вами». На НТВ бравурный текст про страдающую маму втихую сопроводили такой картинкой, что у зрителей повылазили глаза. «Комсомолка» – и та не смогла написать ничего убедительного. Были разногласия насчет того, кто виноват и жалеть или нет мать-ехидну. Все сошлись в одном: в Португалии девочке, уж конечно, будет лучше, чем здесь.

Сейчас принято подводить итоги прошедшего десятилетия: 1999-й действительно оказался годом удивительных свершений, дебютов и надежд. Надежд было особенно много – на новую ­му­зыку, новую власть, новый вид городов и новое европейское самоощущение. Что с этими надеждами стало через 10 лет, более-менее понятно. Но свой частный уголок за это время удалось выгородить почти всем. Кто-то на нем играет в гольф, кто-то варит крыжовенное варенье, и это как-то спасает: в конце концов, какая же это Империя зла, если она позволяет заниматься любимым делом? Ну или как минимум платит деньги.

Это был негласный, тихий, немного неуютный, но все-таки консенсус. Рос­сия – страна возможностей; здесь мож­но фантастически преуспеть. Вокруг не слишком комфортно, но мы знаем, как с этим справляться. Счастье – в любимой работе и любимой семье, а от несчастья можно откупиться, сплетя из денег и знакомств сеть безопасности. Но сейчас выяснилось, что есть еще одна точка согласия: детей отсюда надо увозить. Те, кто защищал девочку Сашу, защищал прежде всего эту отчаянную мысль: в Португалии ей будет лучше, да везде ей будет лучше, чем здесь. Вез­де лучше, а здесь ничего не изменится, мы уж как-нибудь, мы даже знаем как, но детям-то зачем страдать. И чем боль­ше у человека оказывается денег, тем дальше от России оказываются его дети – биографические справки в списке русского Forbes иллюстрируют это правило как нельзя лучше.

Бывает такое чувство: когда стоишь в снежном поле, смотришь на горящие окна, и от одного этого вида становится теплей. Чем толще сугроб, тем уютней дома – здесь все свои и все тебя любят. Но любовь к сугробу, похоже, уже никто не стремится передать собственным детям – детям лучше там, на залитой солнцем площади, и это, очевидно, главный итог, с которым мы завершаем ны­нешнее, полное иллюзий и надежд десятилетие.